Неточные совпадения
Догнал коня — за холку хвать!
Вскочил и на луг выехал
Детина:
тело белое,
А шея как смола;
Вода ручьями катится
С коня и с седока.
«Я не ропщу, — сказала я, —
Что Бог прибрал младенчика,
А больно то, зачем они
Ругалися над ним?
Зачем, как черны вороны,
На части
тело белоеТерзали?.. Неужли
Ни Бог, ни царь не вступится...
Из тонкой из пеленочки
Повыкатали Демушку
И стали
тело белоеТерзать и пластовать.
— Пожалейте, атаманы-молодцы, мое
тело белое! — говорила Аленка ослабевшим от ужаса голосом, — ведомо вам самим, что он меня силком от мужа увел!
Она сначала расправляла его, всовывала вилы, потом упругим и быстрым движением налегала на них всею тяжестью своего
тела и тотчас же, перегибая перетянутую красным кушаком спину, выпрямлялась и, выставляя полную грудь из-под
белой занавески, с ловкою ухваткой перехватывала руками вилы и вскидывала навилину высоко на воз.
— Оттого, что
тело у него, изволите видеть,
побелей, чем у других, и дородство почтительное, как у барина.
Завернутые полы его кафтана трепались ветром;
белая коса и черная шпага вытянуто рвались в воздух; богатство костюма выказывало в нем капитана, танцующее положение
тела — взмах вала; без шляпы, он был, видимо, поглощен опасным моментом и кричал — но что?
Одетая в легкое
белое платье, она сама казалась
белее и легче: загар не приставал к ней, а жара, от которой она не могла уберечься, слегка румянила ее щеки да уши и, вливая тихую лень во все ее
тело, отражалась дремотною томностью в ее хорошеньких глазках.
Самгин шагнул еще, наступил на горящую свечу и увидал в зеркале рядом с
белым стройным
телом женщины человека в сереньком костюме, в очках, с острой бородкой, с выражением испуга на вытянутом, желтом лице — с открытым ртом.
— Хочется думать, что молодежь понимает свою задачу, — сказал патрон, подвинув Самгину пачку бумаг, и встал; халат распахнулся, показав шелковое
белье на крепком
теле циркового борца. — Разумеется, людям придется вести борьбу на два фронта, — внушительно говорил он, расхаживая по кабинету, вытирая платком пальцы. — Да, на два: против лиходеев справа, которые доводят народ снова до пугачевщины, как было на юге, и против анархии отчаявшихся.
Не торопясь отступала плотная масса рабочих, люди пятились, шли как-то боком, грозили солдатам кулаками, в руках некоторых все еще трепетали
белые платки;
тело толпы распадалось, отдельные фигуры, отскакивая с боков ее, бежали прочь, падали на землю и корчились, ползли, а многие ложились на снег в позах безнадежно неподвижных.
Клим вздрогнул, представив
тело Лидии в этих холодных, странно
белых руках. Он встал и начал ходить по комнате, бесцеремонно топая; он затопал еще сильнее, увидав, что Диомидов повернул к нему свой синеватый нос и открыл глаза, говоря...
Все это казалось на
теле его чужим и еще более оттеняло огненную рыжеватость подстриженных волос, которые над ушами торчали горизонтально и дыбились над его
белым лбом.
Главное начиналось, когда занавес снова исчезал и к рампе величественно подходила Алина Августова в
белом, странно легком платье, которое не скрывало ни одного движения ее
тела, с красными розами в каштановых волосах и у пояса.
— Это — от нервов, понимаешь? Такие
белые ниточки в
теле, и дрожат.
Соединение пяти неприятных звуков этого слова как будто требовало, чтоб его произносили шепотом. Клим Иванович Самгин чувствовал, что по всему
телу, обессиливая его, растекается жалостная и скучная тревога. Он остановился, стирая платком пот со лба, оглядываясь. Впереди, в лунном тумане, черные деревья похожи на холмы,
белые виллы напоминают часовни богатого кладбища. Дорога, путаясь между этих вилл, ползет куда-то вверх…
Цвет лица у Ильи Ильича не был ни румяный, ни смуглый, ни положительно бледный, а безразличный или казался таким, может быть, потому, что Обломов как-то обрюзг не по летам: от недостатка ли движения или воздуха, а может быть, того и другого. Вообще же
тело его, судя по матовому, чересчур
белому цвету шеи, маленьких пухлых рук, мягких плеч, казалось слишком изнеженным для мужчины.
Этот был стар, одет в
белую юбку, а верхняя часть
тела прикрыта красной материей; на голове чалма.
Неприятно видеть эти
белые и дряблые
тела: точно провизия какая-нибудь выставлена напоказ между частью баранины и окороком ветчины.
Одна из этих женщин, отбывавшая наказание за воровство, была большая, грузная, с обвисшим
телом рыжая женщина, с желтовато-белыми, покрытыми веснушками лицом, руками и толстой шеей, выставлявшейся из-за развязанного раскрытого ворота.
Старцев думал так, и в то же время ему хотелось закричать, что он хочет, что он ждет любви во что бы то ни стало; перед ним
белели уже не куски мрамора, а прекрасные
тела, он видел формы, которые стыдливо прятались в тени деревьев, ощущал тепло, и это томление становилось тягостным…
Длина ее равнялась одному метру 9 сантиметрам; окраска — буровато-желтовато-серая с едва заметными пятнами по всему
телу, брюхо и внутренняя сторона ног — грязновато-белые.
Кстати, два слова о маньчжурской белке. Этот представитель грызунов имеет длинное
тело и длинный пушистый хвост. Небольшая красивая головка его украшена большими черными глазами и небольшими закругленными ушами, оканчивающимися пучком длинных черных волос, расположенных веерообразно. Общая окраска белки пепельно-серая, хвост и голова черные, брюшко
белое. Изредка встречаются отдельные экземпляры с желтыми подпалинами.
Летняя окраска его весьма пестрая: общий тон шерсти красно-кирпичный; по сторонам
тела расположено семь рядов
белых пятен величиной с яблоко; по спине проходит черный ремень; хвост животного, которым он постоянно помахивает, украшен длинными черными волосами.
С первого же взгляда я узнал маньчжурскую пантеру, называемую местными жителями барсом. Этот великолепный представитель кошачьих был из числа крупных. Длина его
тела от носа до корня хвоста равнялась 1,4 м. Шкура пантеры, ржаво-желтая по бокам и на спине и
белая на брюхе, была покрыта черными пятнами, причем пятна эти располагались рядами, как полосы у тигра. С боков, на лапах и на голове они были сплошные и мелкие, а на шее, спине и хвосте — крупные, кольцевые.
Старик прослыл у духоборцев святым; со всех концов России ходили духоборцы на поклонение к нему, ценою золота покупали они к нему доступ. Старик сидел в своей келье, одетый весь в
белом, — его друзья обили полотном стены и потолок. После его смерти они выпросили дозволение схоронить его
тело с родными и торжественно пронесли его на руках от Владимира до Новгородской губернии. Одни духоборцы знают, где он схоронен; они уверены, что он при жизни имел уже дар делать чудеса и что его
тело нетленно.
Левко посмотрел на берег: в тонком серебряном тумане мелькали легкие, как будто тени, девушки в
белых, как луг, убранный ландышами, рубашках; золотые ожерелья, монисты, дукаты блистали на их шеях; но они были бледны;
тело их было как будто сваяно из прозрачных облак и будто светилось насквозь при серебряном месяце. Хоровод, играя, придвинулся к нему ближе. Послышались голоса.
Я ответил, что я племянник капитана, и мы разговорились. Он стоял за тыном, высокий, худой, весь из одних костей и сухожилий. На нем была черная «чамарка», вытертая и в пятнах. Застегивалась она рядом мелких пуговиц, но половины их не было, и из-под чамарки виднелось голое
тело: у бедняги была одна рубаха, и, когда какая-нибудь добрая душа брала ее в стирку, старик обходился без
белья.
На третьем или четвертом году после свадьбы отец уехал по службе в уезд и ночевал в угарной избе. Наутро его вынесли без памяти в одном
белье и положили на снег. Он очнулся, но половина его
тела оказалась парализованной. К матери его доставили почти без движения, и, несмотря на все меры, он остался на всю жизнь калекой…
В центре толпы, растопырив передние ноги и дрожа всем
телом, сидит на земле сам виновник скандала —
белый борзой щенок с острой мордой и желтым пятном на спине.
В устья рек кета входит здоровая и сильная, но затем безостановочная борьба с быстрым течением, теснота, голод, трение и ушибы о карчи и камни истощают ее, она худеет,
тело ее покрывается кровоподтеками, мясо становится дряблым и
белым, зубы оскаливаются; рыба меняет свою физиономию совершенно, так что люди непосвященные принимают ее за другую породу и называют не кетой, а зубаткой.
Пониже глаз, по обеим сторонам, находится по
белой полоске, и между ними, под горлом, идет темная полоса; такого же цвета, с зеленоватым отливом, и зоб, брюхо
белое; ноги длиною три вершка, красно-свинцового цвета; головка и спина зеленоватые, с бронзово-золотистым отливом; крылья темно-коричневые, почти черные, с
белым подбоем до половины; концы двух правильных перьев
белые; хвост довольно длинный; конец его почти на вершок темно-коричневый, а к репице на вершок
белый, прикрытый у самого
тела несколькими пушистыми перьями рыжего цвета; и самец и самка имеют хохолки, состоящие из четырех темно-зеленых перышек.
Весь склад, все части
тела этой птицы совершенно куриные, отчего и получила она свое имя; полевою же, или серою, называется она сколько в отличие от лесной,
белой в зимнее время куропатки, о которой будет говорено в своем месте, столько же и потому, что сера пером и живет в поле.
Она вся искрасна-желто-пестрая и при первом взгляде имеет какое-то сходство с тетеревиной курочкой, на которую Действительно похожа складом
тела, красноватыми бровями и вкусом мяса, только несколько поменьше; глаза имеет черные, очень светлые, а ножки мохнатые, покрытые
белыми перышками до самых пальцев.
Впрочем, светло-зеленые ноги фифи слишком длинны относительно величины
тела, хотя это его не безобразит, брюшко, также нижняя сторона шеи под горлышком очень
белы; он весь пестрый, серо-каштановый и в то же время зеленоватый; глаза маленькие, черные, и такого же цвета нос, длиною с лишком с полвершка; хвост маленький, состоящий из
белых перышек с темными поперечными, косыми полосками в виде елки; подбой крыльев дымчатый.
Объемом
тела он немного больше обыкновенного воробья, но на вид кажется крупнее его; все части в нем пропорциональны, и он очень строен во всех своих куличьих статях; спина, верхняя сторона крыльев, хвостик, шейка и головка серовато-коричневого цвета, с разными неопределенными крапинками или узорами, перышки же на брюшке, под хвостиком и крыльями ярко-белые.
Телом песчаник побольше воробья; на ногах не высок; он щекаст, голова у него, несоразмерно
телу, велика и особенно кажется такою от торчащих прямо перышек, представляющих нечто вроде хохолка; брюшко у него беловато, грудь и голова темно-коричневые, а шейка
белая, точно он повязан
белым галстучком, отчего и называется многими охотниками галстучником.
Пестрины, или рябины, на шее, зобу и брюшке разноцветные: черноватые,
белые, желтоватые и даже красноватые, особенно на боках под крыльями; пух на
теле и корнях перьев темный; фигура пестрин похожа на пятна кругловатые и несколько дугообразные; спинка и хвост, состоящий из жестких перьев умеренной длины, испещрены только серыми крапинами; такими же серыми, коротенькими поперечными полосками покрыты перья на крыльях; самец имеет под горлом темное пятно, брови у него краснее, и вообще он пестрее самки, которая кажется серее.
Не лучше обстояло дело и с
бельем. Мы уже давно не раздевались.
Белье пропотело и расползлось по швам. Обрывки его еще кое-где прикрывали
тело, они сползали книзу и мешали движениям. В таких случаях мы, не раздеваясь, вытаскивали то один кусок, то другой через рваный карман, через воротник или рукав.
Белье содержалось в порядке особою кастеляншей; в наше время была m-me Скалой. У каждого была своя печатная метка: номер и фамилия.
Белье переменялось на
теле два раза, а у стола и на постель раз в неделю.
Эти слова, страстные и повелительные, действовали на Гладышева как гипноз. Он повиновался ей и лег на спину, положив руки под голову. Она приподнялась немного, облокотилась и, положив голову на согнутую руку, молча, в слабом полусвете, разглядывала его
тело, такое
белое, крепкое, мускулистое, с высокой и широкой грудной клеткой, с стройными ребрами, с узким тазом и с мощными выпуклыми ляжками. Темный загар лица и верхней половины шеи резкой чертой отделялся от белизны плеч и груди.
Вихров дал ей денег и съездил как-то механически к господам, у которых дроги, — сказал им, что надо, и возвратился опять в свое Воздвиженское. Лежащая на столе, вся в
белом и в цветах, Клеопатра Петровна ни на минуту не оставляла его воображения. На другой день он опять как-то машинально поехал на вынос
тела и застал, что священники были уже в домике, а на дворе стояла целая гурьба соборных певчих. Катишь желала как можно параднее похоронить свою подругу. Гроб она также заказала пренарядный.
Возле меня, по запыленной крапиве, лениво перепархивали
белые бабочки; бойкий воробей садился недалеко на полусломанном красном кирпиче и раздражительно чирикал, беспрестанно поворачиваясь всем
телом и распустив хвостик; все еще недоверчивые вороны изредка каркали, сидя высоко, высоко на обнаженной макушке березы; солнце и ветер тихо играли в ее жидких ветках; звон колоколов Донского монастыря прилетал по временам, спокойный и унылый — а я сидел, глядел, слушал — и наполнялся весь каким-то безымянным ощущением, в котором было все: и грусть, и радость, и предчувствие будущего, и желание, и страх жизни.
В пол-аршина от лица Ромашова лежали ее ноги, скрещенные одна на другую, две маленькие ножки в низких туфлях и в черных чулках, с каким-то стрельчатым
белым узором. С отуманенной головой, с шумом в ушах, Ромашов вдруг крепко прижался зубами к этому живому, упругому, холодному, сквозь чулок,
телу.
Ромашов, который теперь уже не шел, а бежал, оживленно размахивая руками, вдруг остановился и с трудом пришел в себя. По его спине, по рукам и ногам, под одеждой, по голому
телу, казалось, бегали чьи-то холодные пальцы, волосы на голове шевелились, глаза резало от восторженных слез. Он и сам не заметил, как дошел до своего дома, и теперь, очнувшись от пылких грез, с удивлением глядел на хорошо знакомые ему ворота, на жидкий фруктовый сад за ними и на
белый крошечный флигелек в глубине сада.
Старуха хотела одеть
тело своего старика в
белую рубаху,
белые онучи и новые бахилки, но ей не позволили, и обоих закопали в одной яме за оградой кладбища.
— Да, вот, к угоднику… помиловал бы он его, наш батюшка! — отвечает старик прерывающимся голосом, — никакого, то есть, даже изъяну в нем не нашли, в Матюше-то: тело-то, слышь, белое-разбелое, да крепко таково.
— Так, дружище, так… Ну, однако, мы теперича на твой счет и сыти и пьяни… выходит, треба есть нам соснуть. Я пойду, лягу в карете, а вы, мадамы, как будет все готово, можете легонько прийти и сесть… Только, чур, не будить меня, потому что я спросоньев лют бываю! А ты, Иван Онуфрич, уж так и быть, в кибитке
тело свое
белое маленько попротряси.
Сотни свежих окровавленных
тел людей, за 2 часа тому назад полных разнообразных, высоких и мелких надежд и желаний, с окоченелыми членами, лежали на росистой цветущей долине, отделяющей бастион от траншеи, и на ровном полу часовни Мертвых в Севастополе; сотни людей с проклятиями и молитвами на пересохших устах — ползали, ворочались и стонали, — одни между трупами на цветущей долине, другие на носилках, на койках и на окровавленном полу перевязочного пункта; а всё так же, как и в прежние дни, загорелась зарница над Сапун-горою, побледнели мерцающие звезды, потянул
белый туман с шумящего темного моря, зажглась алая заря на востоке, разбежались багровые длинные тучки по светло-лазурному горизонту, и всё так же, как и в прежние дни, обещая радость, любовь и счастье всему ожившему миру, выплыло могучее, прекрасное светило.
На нашем бастионе и на французской траншее выставлены
белые флаги, и между ними в цветущей долине, кучками лежат без сапог, в серых и синих одеждах, изуродованные трупы, которые сносят рабочие и накладывают на повозки. Ужасный тяжелый запах мертвого
тела наполняет воздух. Из Севастополя и из французского лагеря толпы народа высыпали смотреть на это зрелище и с жадным и благосклонным любопытством стремятся одни к другим.